Любовные письма с фронта
О том, как слова связывали моих бабушку и дедушку во время Второй мировой войны.
Аудиоверсия статьи: Podster | iTunes | YouTube | Скачать | Telegram | VK | Spotify
Тишина прервалась быстрым стаккато. Клац. Клац, клац, клац. Это не звуки стрельбы, а стук беспокойных пальцев, набирающих буквы, постепенно превращающихся в слова на бумаге кремового цвета со штампом вооруженных сил Канады. Солдат писал письмо девушке, находящейся на другом конце света.
В это время, в марте 1944 года, он находился где-то среди холмов центральной Италии. Канадский лейтенант, командующий танковым отрядом в 11-ом канадском бронетанковом полку, ждал, пока закончится дождь, чтобы его отряд мог двигаться дальше по промокшей пересеченной местности. Он не писал о том, что может ждать его впереди: очередное нападение на Монте-Кассино, продолжение одной из самых кровавых битв за всю итальянскую кампанию.
Мой дедушка, канадский солдат Гарри Макдональд, за несколько лет отправил Жаклин Робинсон десятки писем — писем, написанных тонким наклонным почерком при свете свечей и под звуки стучащего по гофрированным крышам дождя или взрывающихся неподалеку снарядов. Из-за спешки они часто обрывались на полуслове, а некоторые он заканчивал спустя несколько часов или даже дней после начала. Он часто извинялся за свой неаккуратный почерк, надеясь, что она все же сможет разобрать слова. В одном письме, отправленном пять дней назад, был вопрос, ответ на который он ждал с нетерпением. Оно начиналось с двух привычных слов — «Дорогая Джеки» — и заканчивалось вопросом: «Ты выйдешь за меня?». Но будучи не в силах дождаться ответа, он написал снова.
14 марта он нашел печатную машинку. Он хотел, чтобы его слова были такими же понятными и серьезными, как и его мысли. «Когда я думаю о том, что даже сейчас я мог бы пригласить тебя на танец, сводить на шоу и провести время так, как его проводят обычные люди, я ощущаю на себе один из величайших ужасов войны — разлуку с теми, кого любишь, — печатал он. — Но мне кажется, что, если бы не моя служба, мне понадобилось бы больше времени, чтобы осознать, насколько мне повезло. Независимо от того, как все обернется, я надеюсь на лучшее, моя родная».
Сложив лист бумаги, он положил его в конверт, после чего аккуратно написал ее адрес в Ванкувере. Теперь ему оставалось только ждать, не зная, что придет раньше: ее ответ или смерть.
Гарри Уорд Макдональд и Жаклин Рут Робинсон встретились в 1941 году в Ванкувере на параде, посвященному Дню труда. Он был восемнадцатилетним кадетом в линейном пехотном полку Seaforth Highlanders и участвовал в марше, а она — пятнадцатилетней девочкой с цветами, сопровождавшей королеву мая. Летом Гарри и Джеки часто виделись друг с другом. Они ходили на пикники рядом с пляжем Китсилано и танцевали на упругом деревянном полу в знаменитом клубе Commodore Ballroom. Война в Европе казалась чем-то очень далеким от ветреных улочек Ванкувера. Но вскоре звуки стрельбы, бомбардировок, снарядов и ответного огня стали громче, как и призыв к сражению.
10 октября 1941 года Гарри записался на службу и стал одним из миллиона и ста тысяч жителей Канады и Ньюфаундленда, которым предстояло принять участие в войне. Он заполнил заявление на службу следующими сведениями о себе: полное имя, адрес, религия, профессия или хобби и ближайшие родственники. Перед отправлением в Онтарио для прохождения военной подготовки он попрощался со своими родителями и тремя младшими сестрами. В вечер перед его отъездом, стоя под звездами и свисающими ветками ивы во дворе дома Джеки, попрощалась и молодая пара. На стоящей рядом с деревом табличке был написан адрес — Лангара Авеню 4545; впоследствии он будет указывать не только на ее дом, но и на его надежду.
В течение следующей половины года Гарри и тысячи других военнослужащих проходили базовую подготовку в Бордене, базе канадских вооруженных сил на севере Торонто. Он хотел пойти в военно-воздушные силы, но когда сержант, которого он уважал, предложил присоединиться к танковому полку, Гарри согласился. Во время подготовки он изо всех сил пытался научиться стрелять из 75-мм пушек, установленных на тридцатитонных машинах. «Можно спокойно стоять рядом с моей мишенью и оставаться в полной безопасности, — писал он в своем письме Джеки. — Должно быть, это все влияние того отвратительного пива, что здесь наливают». Позже Гарри понял, что он гораздо лучше справлялся с вождением танка и командованием экипажем.
Поначалу он редко писал Джеки; они словно испытывали друг друга и расстояние между ними. Однако письма продолжали приходить как туда, так и обратно, пересекая страну, а вскоре и континенты с океанами. Во время Второй мировой войны письма любимых и членов семьи были панацеей и спасательным кругом для солдат на фронте. «Едва ли возможно переоценить важность этих писем, — писал впоследствии начальник военно-почтовой службы США Фрэнк Ф. Уолкер. — Почта необходима для поддержания боевого духа настолько, что высшие чины армии и флота ставят ее в один ряд с питанием и амуницией».
По прибытии в Англию весной 1943 года Гарри был назначен в полк Онтарио; тогда же он впервые принял участие в боевых действиях против немецких войск в северной Африке. Куда бы его ни отправили, он везде находил бумагу и ручку. «У писем столько недостатков, — писал он Джеки. — Я хочу держать тебя за руки и задавать вопросы вслух, а не на бумаге. Хочу видеть тебя, а не довольствоваться воспоминаниями». Гарри часто шутил о том, как он завидует тем, кого называл «волками университетской спортивной команды»: мужчинам, которые оставались дома, а не записывались на службу; мужчинам, которые ели стейки и попивали молочные коктейли, а не выживали на одних консервах и холодном чае, как он; мужчинам, которые могли пойти на танцы, а не на передовую.
Окончив старшую школу и поступив в Университет Британской Колумбии, Джеки продолжала писать. Отправленные из Ванкувера письма проходили на сортировочный пункт в городском почтовом отделении, после чего их везли на поезде через всю страну и грузили на корабль до Англии. Там они объединялись с тысячами других писем, вошедших в Союзническую военную почту, а затем отправлялись туда, где служили их адресаты. Из портов, контролируемых союзниками, письма переправлялись к линии фронта, после чего вручную доставлялись на сортировочную базу и, наконец, попадали к солдатам. Несмотря на расстояние, письма Джеки оказывались в руках Гарри всего через несколько недель. Но недели эти были полны тягостного ожидания.
Весной 1944 года 11-й канадский танковый полк продолжал медленно продвигаться через южную Италию в сторону Монте-Кассино. После письма с предложением Гарри отправил еще четыре, объясняя в них свои намерения и планы на их совместное будущее. «Помнишь наш последний вечер под ивой? Я был безнадежен, упустил такой шанс, — писал он 14 марта. — Кажется, я выпалил „я люблю тебя“ в каких-то неопределенных выражениях. Со временем эта неопределенность трансформировалась в самую определенную вещь в моей жизни».
Позже, 23 апреля, Гарри получил свернутое голубое письмо, датированное ровно месяцем ранее. В верхнем углу стоял темно-желтый канадский штамп с изображением здания парламента в Оттаве, а на обороте знакомым почерком был выведен адрес надежды. Это был долгожданный ответ от Джеки.
«Дорогой Гарри, — начала она, — сегодня я наконец-то получила твое письмо, самое чудесное письмо на свете. У меня просто не хватает слов, чтобы описать, в каком я восторге. За последний час я перечитала его как минимум дюжину раз, и, боюсь, мои слезы до сих пор не высохли».
Она упомянула, как откладывала каждый пенни в надежде накопить на путешествие, увидеть Англию и воссоединиться с возлюбленным. «Мне всего восемнадцать, милый, но я четко знаю, чего хочу. Поверь, сейчас я самая счастливая девушка на свете. Есть только один ответ, который я могу дать тебе, и это „да!“».
В течение последующих месяцев он сотни раз перечитывал это письмо, когда не мог уснуть или нуждался в поддержке. Дни проходили нелегко: приходилось командовать тремя танками Шермана, в каждом из которых находился экипаж из пяти человек. Вместе они ползли по влажным холмам долины Лири. Перестрелки сменялись ожесточенными битвами, артобстрелы — затишьями. «Если эта война скоро не закончится, я сойду с ума, — читал он и слышал в этих строках голос Джеки столь же отчетливо, как и в тот день, когда они впервые встретились на параде в честь первого мая. — Но как бы долго это ни продлилось, я буду ждать. Я готова ждать тебя вечно до тех пор, пока знаю, что ты тоже ждешь меня где-то».
11 мая 1944 года, — спустя две недели после того, как Гарри получил ответ, — незадолго до полуночи началось четвертое нападение на город Монте-Кассино. Войска подходили тихо, чтобы нападение было внезапным и неожиданным. В битве участвовала коалиция из более чем десятка союзных стран: кто-то с артиллерийской бомбардировкой, кто-то с сухопутными войсками, сформировавшими своеобразную «прищепку» вокруг города, с целью вынудить немецкие войска отступить. Канадцы прислали свои танки. Войска союзников очистили город и продвинулись по «линии Гитлера» — немецкой оборонительной границе, пересекавшей часть центральной Италии. 24 мая канадские танки прорвали линию обороны. Немцы отступили, но победа под Монте-Кассино дорого стоила союзным войскам: погибло 55 000 солдат.
Многие из фронтовых товарищей Гарри не выжили в этой битве. Его привычка писать письма здорово помогала ему в трагические моменты. Один друг попросил Гарри написать письмо его семье, если с ним самим что-нибудь случится. Гарри выполнил просьбу друга, погибшего в следующей битве. Семья отблагодарила его посылкой с полутора тысячами сигарет для всего взвода.
Гарри не мог скрыть, как сильно на него повлияла потеря товарищей, часто думая о Джеки и своей собственной семье. «Для нас ранения и смерти воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, как часть игры, — писал он ей. — Но для людей вне ее за каждым увечьем, за каждой унесенной жизнью следуют годы горя».
До конца 1944 года Гарри вместе с танковым полком Онтарио продвигался к северу Италии, оттесняя немецкие войска за Тразименскую линию. Он черпал силы в словах Джеки, которые продолжали находить его даже в самых удаленных местах военных действий. В переписке они мечтали о том, как окончат учебу, станут семьей и отправятся путешествовать по мирной Европе.
К началу 1945 года война в Италии практически угасла, но судьба северо-западной Европы по-прежнему висела на волоске. Полк Гарри был в числе тех, что вывели из Италии и посадили на корабль в прибрежном городе Ливорно. Ровно через год после сделанного Джеки предложения Гарри высадился в Марселе. Оттуда началось продлившееся месяц путешествие на север, в Нидерланды, где еще оставались немецкие войска.
Утром 13 апреля Гарри повел танковый отряд через реку Эйссел; в планах было оказать поддержку британским войскам в городе Арнем. Танки медленно, но упорно прокладывали себе путь; Гарри освобождал здания от пулеметчиков и снайперов. Когда атака на востоке города пошатнулась, командир британского взвода и сержант пали в бою. Начался хаос. За то, что произошло дальше, Гарри был награжден Военным крестом — одной из самых почетных наград за храбрость, которые давали офицерам стран Содружества. Его награждение сопровождалось следующими словами: «В этот критический момент лейтенант Макдональд незамедлительно взял на себя командование и, находясь на линии огня, дважды покидал свой танк, чтобы связаться с командиром секции и составить дальнейший план операции. Это стало возможным благодаря мужеству лейтенанта Макдональда и его готовностью пожертвовать собственной жизнью. Он вдохновил товарищей и принес успех операции».
Почти до самого окончания войны Гарри писал Джеки в неизменно оптимистичном тоне. Это было своеобразной защитой — как для нее, так и для него самого — от ужасающей реальности. Но стоило Гарри пересечь немецкую границу, как его непоколебимая вера в светлое будущее, о котором он писал с таким упоением, пошатнулась.
Несмотря на все пережитые ужасы, Гарри не был готов к тому, что увидел в Германии. «Повозка с лошадью, на которой сложены все пожитки семьи, возвращающейся домой, становится в Германии обычным зрелищем, — писал он 12 апреля 1945 года. — Беженцы — сколько печали заключено в этом слове! Ни улыбки, ни быстрого шага, ни проблеска надежды. Только дети в своем неведении, кажется, не осознают мрачного настоящего и еще более мрачного будущего. Человек, который начнет следующую войну, никогда не лицезрел Германию такой, какая она сейчас… После того, как увидишь всех этих людей, невольно приходишь к осознанию того, насколько ничтожны наши проблемы».
После, 7 мая, Гарри, назначенный офицером разведки 11-ого канадского танкового полка и ответственный за документирование движений и происшествий своих людей, сядет за пишущую машинку и напишет отчет о последних днях войны. «Этим вечером ВВС сообщила миру, что премьер-министр Черчилль провозгласит завтрашний день Днем Победы, — печатает он. — Для солдата на передовой эти новости почти ничего не значат. Полк принял окончание без энтузиазма. Празднования если и будут, то небольшими. Кажется, есть радость от завершения хорошей работы, но не более того». На следующий день, после отметки о погоде, передвижения войск и о том, как захваченный в плен пилот из Виктории, Британская Колумбия, который разбился в Нидерландах тремя месяцами ранее, освобожден от эсэсовцев, Гарри спокойно закончит свою полковую разведывательную сводку: «Война кончилась. Сегодня пришло извещение».
Гарри знал, куда направить свою благодарность. «По всем правилам я не должен был выжить — но я выжил, — писал он Джеки через месяц после окончания войны. — Это твоя заслуга, я в этом уверен. Любой рядовой солдат имел кого-то, кто охранял его, — так мы верили. В моем случае это была ты».
В июне Гарри отпустили в Англию, где на церемонии в Букингемском дворце король Георг VI прикрепил к его мундиру фиолетово-белую ленту с серебряной медалью — Военный крест. Осенью Гарри наконец-то позволил себе перестать постоянно оглядываться назад и посмотрел в будущее. 7 октября 1945 года Гарри написал Джеки последнее письмо из Европы. «В момент, когда я увижу тебя, прошедшие годы забудутся… Я их уже почти забыл… Передо мной много путей — проблема лишь в том, каким пойти. В одном я уверен: неважно, каким путем мы пойдем, мы пойдем вместе… Со всей своей любовью, Гарри».
Мне было 28, и я недавно вернулся домой после года жизни за границей, когда моя мама протянула мне старую темно-голубую коробку из-под одежды, порванную по краям. «Я думаю, ты должен это прочесть», — сказала она мне. Внутри были десятки почтовых открыток, перевязанных пожелтевшими нитками в небольшие пачки.
Мои бабушка и дедушка никогда не говорили о беспокойстве, путанице и неопределенности тех ранних лет. Они были молодыми двадцатилетними людьми послевоенного поколения, отдавшими приоритет карьере и семье, нежели активизму, который определил бы будущее поколение. Когда мне вручили коробку, история о том, как они постепенно налаживали свои отношения, уже исчезла из моей памяти. Я помнил, что Гарри и Джеки поженились 19 августа 1946 года, меньше чем через год после возвращения в Ванкувер. После, в 1948 году, в 25 лет Гарри получил стипендию Родса на обучение экономике в Оксфордском университете (международная стипендия для обучения в Оксфордском университете, учреждена в 1902 году Сесилем Родсом — прим. Newочём), и пара наконец-то съездила в Англию. До отъезда, пока Джеки была в больнице с их новорожденным ребенком, Гарри говорил с Vancouver Daily Province — газетой, которая хотела взять интервью у ветерана, только что получившего стипендию. Он упомянул, что хотел «семью на пять девочек больше, чем оксфордскую степень». После первой дочки у пары появилось еще четыре.
Читая письма, я углубился в их историю, ведущую к другим рассказам — сомнительным, поведанным мне в беседах с семьей. Как в конце итальянской кампании, прежде чем перейти на северо-западный фронт, мой дед решил направить свой танк в озеро Тразимено и потопить его вместо того, чтобы позволить ему попасть в потенциально вражеские руки. Или как Гарри не был единственным солдатом, которому бабушка писала в течение войны. Мне говорили, что было еще двое, включая летчика, который, после того, как она решила в пользу деда, погиб при крушении самолета над Ла-Маншем. Родители летчика обвинили мою бабушку, считая, что их сын погиб из-за разбитого сердца.
Мне уже не узнать, что из этого было правдой. Война имеет склонность стирать границы между реальностью и вымыслом. И пока кто-то задается вопросом, сколько еще историй об отношениях было придумано за это время, они погружаются все глубже в подземелья знаний и памяти. С каждым годом мужчин и женщин, перенесших оба фронта войны, остается все меньше. Мои бабушка и дедушка уже умерли: бабушка — 17 ноября 2011 года, после того как летом они отметили 65-ю годовщину свадьбы; дедушка — 2 января 2014 года. За семьдесят лет до этого он написал Жаклин: «Сейчас у меня кое-что есть, и неважно, что случится, — это всегда будет со мной. Ни один удар, будь он физический, моральный или духовный, не изменит меня, потому что у меня есть вера в будущее, вера в тебя; она выдержит все».
В синей картонной коробке, в переписке между молодыми людьми, разделенными конфликтом, я нашел не выдумку и небылицу, а честные слова боли и любви. Между 1941 и 1945 годами Гарри и Джеки отправили друг другу сотни писем по всему миру. Они говорили о бытовых мелочах и больших планах на будущее. Он отправил более 200 посылок и ответов, примерно по одному на каждую неделю его отсутствия, содержащих десятки и тысячи слов. Она сохранила каждое письмо.
Гарри не имел возможности таскать за собой сотни писем, которые он получал от нее. Пока он продвигался сквозь песок, непролазные холмы и холодную грязь, некоторые письма терялись, некоторые разрушались, некоторые были брошены в пользу личных вещей. Но, куда бы он ни шел, Гарри берег одно, сохраненное среди его небольших пожитков. Он сел на корабль в Портсмуте, Англия, отправляющийся в Галифакс 11 октября 1945 года с единственным синим письмом с потемневшими и разорванными углами, которые загибались вовнутрь; с письмом, хранившим слово, имеющее наибольшее значение: да.
