Почему Солженицын крут

Александр Солженицын умер в 90 лет, вместив в эти годы войну, тюрьму, смертельную болезнь, которая отступила, травлю, высылку из страны, Нобелевскую премию, всемирную славу, возвращение на родину, еще один рак (опять-таки излеченный), самоощущение пророка и постоянно, все время – много дум, много работы, написание книг и общественная деятельность. По-моему, это очень крутая жизнь.

Я люблю две его книги, которые регулярно перечитываю – «Раковый корпус» и «В круге первом».

Мне нравится еще «Попало зернышко меж двух жерновов», но ее у меня дома нет, так что перечитывать часто не удается. Я слышала много раз, что Солженицын – не писатель (в высоком смысле слова), а беллетрист. Не понимаю этих претензий.

Литература, которая мне нравится, и которую я считаю истинно литературой – это стиль, слог, сюжет, внятные персонажи, идея, мораль, интрига, определенный финал. Если все это присутствует в книге – я читаю. Это есть у Льва Толстого и Федора Достоевского, например. У Агаты Кристи, у Бориса Акунина, в конце концов. Это есть у Солженицына. Его герои – живые, каждый со своим голосом. Мир, который он создал в своих произведениях – плотный, дышащий, с запахами и звуками эпохи, его можно потрогать и ощутить, как ткань. Чего вам еще надо?!

Что касается Солженицына как общественного деятеля, то я полностью его поддерживаю в его борьбе с тоталитаризмом. То, что он начал бронзоветь при жизни, мне не нравится. Вид пророка, который он обрел в старости, кажется мне неуместным. Хотя я его понимаю. Вот представьте – вы загибаетесь от последней стадии рака, в какой-то глуши, после лагеря. Уровень медицины – соответствующий. И вдруг – исцеление! Тут поверишь в свою избранность, в бога, наконец.

Но все же излишне серьезное отношение к себе, каменная твердость во всем – это может отвращать от человека… Вероятно, общаться с ним было трудно. Кому-то невыносимо. Характер у Солженицына был, кажется, кошмарный. Но мне с ним детей не крестить. Я читаю его книги. Они мне нравятся. Не все. Но те, что читаю, считаю литературой на все времена.